Еда как озорство

Обычно в этой рубрике я представляю истории из собственных консультаций. Но в этот раз это не так. Сессия, наблюдателем которой мне посчастливилось побывать, была настолько интересной, что я попросила разрешения* ее участников на публикацию.

Милена, клиент, – пышненькая брюнетка, ухоженная, красивая. В плавных жестах видна спокойная уверенность в себе. Взгляд прямой, улыбка открытая.

Владимир, – психотерапевт, приятный, располагающий, с большим опытом.

Наши герои знакомы давно, друг с другом на «ты».

Милена: У меня есть сложность, даже зависимость. Это обжорство. За последние полгода я набрала около восьми килограммов. И самое ужасное – я ем не то, что должна есть. Нахожусь в таком состоянии, будто наблюдаю за собой со стороны. Могу, например, умять батон хлеба… не весь, конечно, но приложиться не по-детски. Ем и думаю: ты не должна этого есть, если не хочешь лишний вес. Но при этом, видимо, получаю удовольствие. И я не знаю, как с этим разобраться. Как будто есть две меня: та, которая понимает головой, и та, которая просто обжорствует.

Владимир: То есть иногда побеждает та, которая хочет придерживаться какого-то рационального питания, а иногда – та Милена, которая хочет не очень полезного, так?

Милена: Да. И получается, что сейчас на сцене обжора. Когда я наедаю свой вес, я, конечно же, сама себе не нравлюсь. Но при этом я хожу в спортзал и пашу как лошадь. Такой получаюсь «крупный боец». Я занимаюсь, трачу очень много калорий, прихожу домой и… прямо с удовольствием наедаюсь. Вот еще одна сфера, где внешне я для себя не привлекательна.

 

«Много есть вредно, а мало – скучно».

Юрий Карабчиевский
 

Владимир: Ну а для чего тебе быть привлекательной?

Милена: Для себя самой.

Владимир: А то ты себя не примешь и выгонишь из дома, что ли?

Милена (улыбается): Нет. Но одно дело, когда ты встаешь утром и понимаешь, что ты – Баба-яга в тылу врага. Другое дело – выходишь сама себе приятная.

Владимир: А вот для кого-то внешнего тебе выглядеть зачем?

Милена говорит, что хочет хорошо выглядеть для мужа, хотя тот «любит меня в любом образе». И тут же с улыбкой отмечает, что сильно в этом сомневается. Просто муж таким образом поддерживает обжорство Милены, так как ест вместе с ней. Милена решает, как питается семья. Если она худеет, то худеют все. А если она решила обжираться, то все едят много. Владимир говорит, что семейная культура совместности тоже завязана на биологии, на еде.

Владимир: Как тебе хочется, чтобы стало?

Милена: У меня есть такое состояние… мне оно нравится. Я могу посмотреть на себя, принять решение худеть. И я начинаю худеть и удерживать вес. Это идеальное для меня состояние. Тогда у меня получается держать себя в руках, правильно питаться. Самое главное – принять решение, а остальные шаги – они как бы сами собой нарабатываются. Но сейчас у меня как будто этот механизм поломался.

Владимир: А когда это произошло? Когда ты почувствовала, что он не работает?

Милена: Полгода назад. Вес еще не шел вверх, и я себе позволяла объедаться. Потом смотрю – он ползет, а я смотрю… и продолжаю. Хочется сказать – как проказа какая-то (улыбается).

Владимир: Как что?

Милена: Как проказа. Как будто бы я играю сама с собой.

Владимир: То есть у тебя есть ощущение, что переедание – это озорство? И ты по большому счету себя не винишь за то, что проказничаешь?

Милена с улыбкой соглашается. Разговор идет о том, насколько важно для Милены проказничать и много ли есть для этого возможностей. Она рассказывает, что любит шутить и прикалываться, что это привычный стиль общения и семья это поддерживает. Но не хватает какого-то драйва, энергии, как это было до 35 лет. Затем случился развод.

Милена: Потом такая же энергия у меня была сразу после второго замужества. Я еще по привычке набирала обороты, а потом пришлось себя сдерживать. Видимо, сильно затормозила.

Милена говорит о том, какой она стала: домашняя курица, «ко-ко-ко». Энергия стала направляться на полезные домашние дела. Но появилось ощущение, что сама себе не принадлежишь. Милена показывает, как лежит на диване, «накидавшись» едой, с во-о-о-о-т таким животом.

Владимир: Понятно. Интенсивных выплесков, от которых ты раньше заряжалась, сейчас не осталось. И единственное, что у тебя есть, – это как следует накидаться едой. Это единственно доступная проказа?

Милена: Да, и настолько, что распирает живот. Это ужасное состояние, оно меня обездвиживает, лишает энергии.

Владимир: То есть с помощью еды ты себя еще больше тормозишь? По большому счету, твое обжорство – способ остановить свои…

Милена: …импульсы.

Владимир: …и желания.

Милена: Ну да.

Владимир: Да. Тогда это законно, так и должно быть.

Милена (слезы в глазах, непонимание, несогласие): Ну что, в поросенка превращаться?

Владимир: Или?

Милена: Или не превращаться. Прислушиваться к каким-то импульсам и воплощать их в жизнь.

Владимир (с сомнением): Ну… ты же сама говоришь, что это не слишком совместимо с семейной жизнью?

Милена: Некоторые совместимы. Я, например, в январе собираюсь на экстремальное вождение. Думаю – если уж адреналин, то по полной.

Владимир: При чем здесь адреналин? Ты попадаешь в кортизоловую ситуацию**, потому что твоя потребность не удовлетворяется. И единственный способ заменить эту важную потребность – накидаться быстрыми углеводами, приглушить этот фон. Но принципиально ситуацию ты никак не решаешь. Ты не случайно назвала это озорством. Это стрессовое обращение с твоей рутиной.

Пока говорит Владимир, Милена, до этого сидевшая на краешке стула и активно участвовавшая в беседе, отстранилась. Отклонилась на спинку стула, переплела руки. Если до этого она часто согласно кивала, то сейчас ее лицо и поза скорее выражали… нет, не несогласие, а обдумывание ситуации. После последней фразы Владимира повисло молчание.

Владимир: Я тебе расскажу об одном исследовании. Взяли две группы людей с лишним весом и желающих похудеть. Каждому дали по блюду с конфетами «М&Мs». Одна группа могла брать столько конфет, сколько хочется. Вторая группа ставила себе ограничения. В результате участники из первой группы худели лучше. Люди, ставящие ограничения, больше винят себя в нарушениях, сильнее себя атакуют, повышая тем самым стрессовый фон, а дальше утешаются новой порцией вкусного. Образуется порочный круг из утешения и вины. Ученые пришли к выводу, что всякая атака на себя, всякое самообвинение неблагоприятны для прогноза похудения.

Милена продолжала быть напряженной, обдумывала слова и пример Владимира. И тогда он заговорил об очень важной теме – сочувствии к себе.

Владимир: И вот сейчас мне кажется, что тебе не хватает прощения за нарушения. Ты загоняешь себя в зал, наказываешь большими нагрузками. А вот сочувствия к себе, принятия этого нарушения – не хватает. У тебя, в общем-то, не такая простая жизнь. И колесо своей большой биологической энергии ты вынуждена тормозить, чтобы сохранять какие-то важные для тебя вещи. Такие обстоятельства, такой выбор. И жалко, потому что иногда хотелось бы по-другому. И видимо, это подкапливается. Ты находишь формы, чтобы еще больше затормозиться и при этом не давать себе сочувствия.

Милена снова вовлекается в разговор, наклоняет корпус вперед. Она кивает, слушая Владимира.

Владимир: Я думаю, что все это заслуживает понимания. Так, к сожалению, сложилось.

Милена: А я не раскисну от того, что я насочувствую себе еще пару десятков килограмм?

Владимир: Не знаю. Если б можно было волшебным образом сказать: «Откажись от этих пут, стань свободной!» (Милена смеется: «Нет, нет!») Но это же спекуляции, которые не очень подходят для взрослых людей, организовавших стабильность за счет компромиссов. Ты говоришь о том, что от сочувствия и принятия тебя еще больше разопрет? Хорошее предположение, можно говорить об этих рисках. Ну, а если нет?

Милена: Я буду только рада.

Владимир: А если это источник вдохновенного отношения к себе? Когда ты не пытаешься игнорировать свои нужды, свои обстоятельства – не самые легкие с точки зрения внутренней жизни и благополучия. Находишь возможность себя приободрить, поддержать, похвалить, пожалеть. Признаёшь: «Да, мне непросто». И тогда спортзал будет по-другому восприниматься, может быть это будет другой зал или другая активность. Не загонять себя, а встретиться с собой – с женщиной, которая так сложила свою жизнь. Ну, иногда что-то разожрешься от волнений и от тоски. А потом – ничего, берешь себя в руки и опять приходишь в норму. И говоришь себе: «Я так устроена. Иногда будет побольше еды, а иногда поменьше. И когда побольше – скорее всего, мне сочувствия не хватает, понимания».

Милена(глубоко задумавшись): Угу.

Владимир: Или какого-то озорства. Но тут уже надо подумать, что тебе могло бы подойти, как бы ты могла еще похулиганить немного? Ты помнишь вкус драйва?

Милена: Да!

Владимир: И я думаю, что в еде ты его не найдешь.

Милена: Ага…

Владимир: Имеет смысл найти какие-то другие формы потребления – например, в виде озорства.

Милена согласно кивает. Ее лицо изменилось, как у человека, который нашел что-то ценное. Но при этом нет уверенности, можно ли оставить эту находку себе, решение еще не принято. Милена и Владимир еще некоторое время говорят о том, где можно найти драйв и озорство. И про то, что сочувствие к себе очень благотворно. В конце Владимир спрашивает, что сейчас происходит в сердце Милены. Милена говорит, что она в раздумьях. Вспоминает, что во время монолога Владимира о сочувствии к себе ее тело сильно реагировало – тряслось. Милена пробовала сдерживать его дыханием, и это получилось.

Милена: Знаешь, у меня нет пока какого-то четкого понимания. Но я согласна с тем, что нужно примерить на себя разные стратегии, попробовать. А когда тело тряслось, я себя сдерживала. Как будто панцирь на себя надела.

Владимир: Если на тебя надет панцирь, надо так наесться, чтобы он лопнул.

Милена (громко смеется): Точно!

Владимир: Но может быть, у тебя есть другие варианты?

Милена: Я прямо подумала – сейчас возьму булку хлеба, сяду, и…

Владимир: …пускай треснет!

Милена: Да, раз уж в одежду я не помещаюсь, пускай теперь панцирь лопается.

P. S. В обыденном сознании укоренилась мысль, что, если человек много ест, он «заедает» свой стресс. Отчасти он жалеет себя, поэтому балует высококалорийной едой. И окружающие дают ему совет: «Возьми себя в руки, контролируй то, что ешь». Но не получается, потому что сойти с привычных рельсов и контролировать себя очень сложно. Возникает чувство вины – дополнительный стресс, требующий подбросить чего-то в его топку. Да, человек жале себя, но в этом случае жалость и сочувствие – лишь элементы порочного круга. И выход может быть в том, чтобы жалость и сочувствие к себе предваряли чувство вины. Прежде чем наесться, нужно думать о том, что сама себе не дала сочувствия (осознанного). И есть после этого, если хочется. А хочется обычно меньше. Тогда чувство вины не возникает, а, наоборот, есть удовлетворение от того, что и понял себя, и угостил в меру. Так привычный уровень стресса будет уменьшаться и желание объедаться будет меньше. Вкус жизни в еде не найдешь – нужно искать его в чем-то другом, но с пониманием и сочувствием к себе.

Милена перестала изнурять себя в спортзале. Она нашла свой драйв и ходит в танцевальный клуб на очень подвижный и зажигательный танец зумба.

* — Разрешения клиента и психотерапевта получены, все факты, которые помогли бы узнать клиента, изменены.
** — Имеется в виду ситуация хронического стресса, которая, видимо, присутствует в жизни Милены.

Сообщение Еда как озорство появились сначала на Наша Психология.

Прокрутить вверх